Ветер стих, и это разбудило мастера-арфиста. Заир, свернувшийся на подушке у самого его уха, тихонько чирикнул. Над головой у Робинтона был натянут навес от солнца, но арфист проснулся от удушливой жары.

Как ни странно, рядом с ним никого не оказалось; такое отсутствие надзора приятно удивляло. Арфиста трогала забота окружающих, но иногда их неусыпная опека начинала ему докучать. Он как мог старался скрыть свое раздражение — ведь выбора у него все равно не было. Он слишком ослаб и устал, чтобы сопротивляться. Сегодня он получил очередной знак, что дело идет на лад, — его оставили в покое. Робинтон наслаждался одиночеством. Перед ним лениво полоскался кливер. За спиной он слышал хлопанье обвисшего грота — нет, это бизань, поправил он сам себя. Казалось, лишь слабые толчки волн подгоняют корабль вперед. Равномерно набегающие валы, увенчанные завитками пены, оказывали на арфиста гипнотическое действие, ему даже пришлось резко встряхнуть головой, чтобы преодолеть их чары. Он поднял глаза, но не увидел ничего, кроме водной глади, зато вода была везде, со всех четырех сторон. Он знал, что еще долго им не суждено видеть землю, хотя мастер Идаролан уверял, что теперь, когда их увлекает за собой Великое Южное течение, они идут с хорошей скоростью.

Мастер-рыболов, как и все члены экипажа, получал от плавания несказанное удовольствие. Робинтон даже подивился про себя — похоже, что все окружающие только выиграли от его болезни.

«Полно, — упрекнул он себя, — нечего брюзжать. Зачем же ты тогда столько времени учил Сибелла, как не для того, чтобы в нужную минуту передать ему свои обязанности? Другое дело, ты не верил, что это когда-нибудь случится. Интересно, насколько полно пересказывает мне Менолли ежедневные сообщения Сибелла? Они с Бреккой вполне могут скрыть от меня самое важное, чтобы не причинять лишнего беспокойства».

Заир потерся мягкой головкой о щеку арфиста. Заир — лучшее утешение, какое может быть у человека. С помощью инстинкта, намного превосходящего ощущение настроения, которое у него тоже было достаточно развито, файр неизменно улавливал душевное состояние друга.

Робинтону хотелось сбросить одолевавшую его вялость и с толком использовать свободное время — заняться, наконец, делами цеха, песнями, которые он уже давно собирался написать, другими проектами, которые он так долго откладывал, что и не думал уже, что до них когда-нибудь дойдет черед. Но он не мог себя пересилить — ему так нравилось лежать на палубе быстроходного корабля мастера Идаролана и предаваться безделью. «Рассветная Сестра» — вот какое имя выбрал для своего корабля Идаролан. Что ж, красивое название. Оно навело его на мысль — надо будет сегодня же вечером позаимствовать у мастера-рыбака его дальновидящий прибор. Есть все-таки что-то странное в этих Рассветных Сестрах! И в сумерках, и на рассвете они стоят в небе гораздо выше, чем полагалось бы. К сожалению, ему не позволяли встретить рассвет на палубе, чтобы самому убедиться в этом, но на закате они почти всегда видны. Негоже звездам вести себя подобным образом! Надо не забыть черкнуть Вансору пару строчек.

Он почувствовал, как Заир встрепенулся и приветливо чирикнул. Даже не слыша мягких шагов за спиной, Робинтон уже знал: это Менолли, — Заир передал ему знакомый образ.

— Нечего ко мне подкрадываться, — резче, чем ему хотелось бы, произнес Робинтон.

— Я думала, что ты спишь!

— Я и так спал. Чем мне еще заниматься весь день напролет? — он улыбнулся, чтобы смягчить выговор.

И, что удивительно, девушка улыбнулась в ответ и предложила ему кружку фруктового сока, слегка приправленного вином: теперь они знают, что с чистым соком к нему лучше даже не подступаться!

— Сегодня и голос у тебя пободрее!

— Пободрее? Да я брюзглив, как старый дед! Тебе, наверное, до смерти надоело мое ворчание!

Менолли присела рядом и взяла его за руку.

— Я так рада, что ты можешь поворчать вволю, — сказала девушка, и Робинтон с изумлением увидел, что в глазах у нее блестят слезы.

— Дорогая моя девочка... — начал он, накрыв ладонью ее руку.

Но она только спрятала лицо, прижавшись к краю его низкой постели. Заир испуганно вскрикнул, глаза его вращались все быстрее. Красотка кружилась над головой Менолли, огорченно курлыкая. Робинтон отставил кружку и, опираясь на локоть, озабоченно склонился над девушкой.

— Менолли, со мной все в порядке, Брекка говорит, что мне со дня на день позволят встать, — арфист осторожно погладил ее по голове. — Не плачь... ну, пожалуйста...

— Я и сама знаю, что это глупо. Ведь ты скоро поправишься, а мы уж последим, чтобы ты больше никогда не надорвался... — Менолли вытерла слезы ладошкой и шмыгнула носом.

Это получилось у нее так мило, так по-детски, а залитое слезами лицо девушки показалось Робинтону таким беззащитным, что сердце его тревожно сжалось. Ласково улыбнувшись, он отвел от ее лица завитки волос. Потом взял за подбородок и поцеловал в щеку. И вдруг почувствовал, как судорожно сжались пальцы, лежавшие на его руке, как вся она открылась навстречу его поцелую — с таким пылом, что оба файра тревожно заверещали.

То ли реакция ящериц отрезвила Менолли, то ли она ощутила, что Робинтон замер от неожиданности, но только она резко отпрянула.

— Прости, — прошептала она, понурившись, уронив голову на грудь.

— И ты прости меня, милая девочка, — как можно ласковее проговорил арфист. В этот миг он с сожалением подумал о своем возрасте, о ее юности, о том, как он ее любит, о невозможности этой любви и о том, что он с этим уже смирился.

Менолли взглянула на него исподлобья, в глазах ее светился напряженный вопрос. Робинтон поднял руку и увидел страдание, мелькнувшее в ее глазах, — его дрогнувшие пальцы сказали ей: он уже знает все, что она могла бы ему сказать. Он вздохнул и опустил веки, чтобы не видеть боли в ее любящих глазах. Внезапно на него навалилась страшная усталость — казалось, все силы ушли на этот обмен взглядами, который занял всего несколько мгновений. «Не больше, чем Запечатление, — подумал он, — и так же надолго». Теперь ему казалось, что он всегда сознавал, сколь двойственным было его чувство к этой девочке из Морского холда, чей талант он открыл. До чего же нелепо, что, по слабости своей, он обнаружил это для себя, да и для нее тоже, в такой неподходящий момент. Каким же он был глупцом, что раньше не понял всю силу и глубину чувства, которое испытывает к нему Менолли. Да, но ему всегда казалось, что она вполне довольна обществом Сибелла. Несомненно, их связывает тесная дружба, да и физическое влечение тоже. И Робинтон делал все, что мог, чтобы укрепить их связь — ведь Сибелл заменил ему сына. Пусть уж лучше он...

— Но Сибелл... — выговорил он и замолчал, почувствовав, как ее пальцы умоляюще сжали его запястье.

— Тебя я полюбила раньше.

— Ты всегда была для меня любимым ребенком, — сказал Робинтон, искренне желая сам поверить своим словам. Он быстро сжал ее пальцы и сразу же отпустил. Потом, откинувшись на подушки, снова взял кружку, которую раньше отставил, и принялся жадно пить.

Только после этого он снова смог ей улыбнуться, несмотря на то что сердце стиснула острая тоска о несбывшемся. Девушка ответила вымученной улыбкой.

Под навес стремительно влетел Заир. Робинтон не мог взять в толк, почему появление мастера-рыбака так встревожило файра.

— Ага, проснулся! Как отдыхается, дорогой друг? — спросил Идаролан.

— Как раз ты-то мне и нужен! Скажи, мастер Идаролан, ты не обращал внимания, как выглядят в сумерках Рассветные Сестры? Или глаза, как и тело, стали меня подводить?

— О, мой добрый Робинтон, я смотрю, твое зрение ничуть не притупилось! Я уже отправил весточку мастеру Вансору. Должен признаться, что до сих пор я еще не заплывал так далеко на юг, так что это явление для меня в новинку. Но в положении трех звезд действительно есть что-то странное.

— А не мог бы я воспользоваться твоим дальновидящим прибором, если, конечно, мне будет позволено задержаться на палубе попозже? — спросил арфист, выразительно глядя на Менолли.